«Избранный президент стреляет из танков по избранному парламенту». 30 лет назад вооруженная оппозиция в России попыталась восстать — и проиграла 

В октябре 1993 года в Москве развернулось вооруженное противостояние между исполнительной и законодательной властью. Подробности этих событий, которые называли «штурмом Белого дома», «Октябрьским мятежом» или «Черным Октябрем», сейчас известны мало и почти забыты. У каждой из сторон была своя правда: сторонники Верховного Совета считали, что исполнительная власть совершила государственный переворот и ведет страну в бездну. Сторонники президента Бориса Ельцина, пытавшиеся реформировать страну после распада СССР, были уверены, что власть пытаются захватить «красно-коричневые» — желающие реванша коммунисты и националисты

Тридцать лет спустя спецкор Daily Truth Анастасия Лотарева вспоминает свой октябрь 1993-го и рассказывает о тех событиях и их последствиях.

1993-й. Началась война

Телевизор был черно-белый, а мультфильм уже новый, современный. По слегка выпуклому экрану бегали Том за Джерри или наоборот, и даже без цвета это было очень увлекательно. В десять лет многотелевизор мне смотреть не разрешали, но родителей дома не было — они поехали встречать с поезда бабушку и дедушку. Обычно те добирались сами, но родители говорили, что в Москве «неспокойно».

Вдруг мультики сменились темной студией. В ней круглолицый человек с зачесом и шлепающий губами так, что вспоминалась мультяшная золотая рыбка, обращался к телезрителям. Реформатора ельцинской поры Егора Гайдара в моей семье не любили.

Папа позвонил на домашний из телефона-автомата, соседка по коммуналке стукнула два раза в стену, я сняла трубку. Голос моего отца, бывшего военного, обычно нервного и громкого человека, был предельно спокойным:

— Настя, слушай меня очень внимательно. Выключи свет. Закрой окно. Плотно задерни занавески. Зайди в ванную, закройся и ложись внутрь. Началась война.

Звонок сорвался. За окном по проспекту Мира к Останкинскому телецентру шла колонна танков и БТР.

Я зашла в ванную, закрыла дверь и легла.

***

Съезд народных депутатов и его исполнительный орган — Верховный Совет — избрали в 1990 году, и в него входило больше тысячи человек. К началу 1993 года Съезд представлял собой очень неудобный для руководства страны институтс устойчивым антиельцинским и антиреформаторским большинством. В это большинство входили коммунисты, формирования отставных военных, которых среди депутатов было много, популярные «аграрии» и «промышленники».

Помимо постоянной критики, депутаты блокировали любые кадровые решения президента и даже попробовали организовать его импичмент. Отдельно Верховный Совет с большим или меньшим успехом блокировал решения по экономике — «младореформаторов» и сторонников либерализации экономики депутаты не любили особенно, превознося экономику плановую, советскую .

Мятежных депутатов поддерживала улица — ее координировал Фронт национального спасения. Это был первый в истории России опыт альянса сил, радикально различающихся по идеологии: национал-патриотов и «левых». В его Политсовет входили Геннадий Зюганов, в дальнейшем глава официозной КПРФ, Альберт Макашов, радикальная коммунистка Сажи Умалатова, националист Илья Константинов, репортер Александр Невзоров и многие другие самые разные политические деятели.

23 сентября 1993 года на X внеочередной Съезд народных депутатов РФ собралось 689 депутатов (кворум — 628). Поддерживающие Ельцина депутаты-«демократы» участия в нем не приняли. Сергей Шахрай,соратник Ельцина, один из авторов российской Конституции, вспоминал 1993 год так: «Тогда депутаты внесли 400 поправок в Конституцию. Страна оказалась просто без основного закона. Конечно, это не конфликт Ельцина и [спикера Верховного совета Руслана] Хасбулатова. Это конфликт, собственно, двух общественно-политических систем».

2018-й. Монархист хоронит коммуниста

В январе 2018 года на Троекуровском кладбище прощались с Виктором Анпиловым, лидером движения «Трудовая Россия»,, журналистом, заметным героем 90-х. Играла нежная латиноамериканская музыка. Анпилов, человек, которого не симпатизирующая коммунистам пресса из-за взглядов и характерных черт лица называла алкашом и «Швондером», долго был журналистом-международником, знал три языкаи переводил с португальского.

В 90-е он стал политиком — и очень радикальным. Он и его сторонники ратовали не просто за распад СССР, а за возвращениесталинских порядков. Неизменная фигура Анпилова с мегафоном была приметой любого антивластного митинга. В лозунгах никто не стеснялся, и, кроме «Банду Ельцина под суд», сторонников новой демократической России предлагалось вешать на столбах.

«Левые» силы  практиковали «прямое действие» — стычки с силовиками  были действительно жесткими и с одной, и с другой стороны. Анпилова поддерживало много пожилых людей, они яростно сражались с «космонавтами», как называли ОМОН за круглые шлемы. Жертвы были и с той, и с другой стороны.

Кроме сил Анпилова, в таких уличных беспорядках участвовали и радикальные националисты, и бывшие военные. Например, первой жертвой осени 1993-го стал участковый Валентин Свириденко. Его расстреляли 23 сентября из машины, где был отряд Станислава Терехова, руководителя организации «Союз офицеров». Люди из этой организации каждый день «охраняли» Дом Советов в патрулях с автоматическим оружием.

Но большинство протестующих были безоружны и не принадлежали к каким-либо политическим организациям. Еще два года назад, в 1991-м, многомиллионные демонстрации в Москве не сопровождались насилием: ликующая толпа сносила Дзержинского при полном бездействии не только милиционеров, но и всесильного КГБ. Теперь же ОМОН разгонял протестующих, а они сопротивлялись с не меньшей яростью. Часто предводителем толпы был сам Виктор Анпилов.

В 2018 году в череде прощающихся к гробу идет высокий человек с эффектной седой прядью в волосах. Это Сергей Бабурин, националист, монархист, а в прошлом народный депутат и сопредседатель Фронта национального спасения. Светлое пальто, кашне, рассуждения о государе-императоре, немного антисемитизма — в 90-е Бабурин был заметным, но не слишком влиятельным политиком. В Доме Советов он провел все октябрьские дни. Сейчас Бабурин кладет на гроб ярого атеиста Анпилова белые лилии, размашисто крестится и отходит.

Я спрашиваю, как получилось, что он, монархист и националист, пришел на похороны к атеисту и коммунисту да еще и так тепло отзывается о нем. Бабурин раскатисто и охотно смеется. «Дорогая моя, это вы привыкли меряться идеологиями, называть их да еще и с неправильным словоупотреблением. Я монархист, Виктор Иванович коммунист, и разделяло нас это не очень сильно. Мы хотели одного — чтобы Россия была счастлива и благополучна, чтобы американские наймиты прекратили ее растаскивать, — говорит он и добавляет после паузы. — Ну и еще страх смертный».

Я спрашиваю, что он имеет в виду — именно расстрел Дома Советов танками? «О нет, — говорит Бабурин, — там мы не боялись ничего. Мы боялись того, что будет, когда мы проиграем. Выстрел в затылок депутату был совершенно реальным сценарием».

— А вы сразу понимали, что вы проиграете?

Бабурин опять улыбается и ничего не отвечает.

После октября 1993 года Сергей Бабурин продолжил заниматься политикой, но в основном сосредоточился на преподавательской работе. Аннексию Крыма и вторжение России в Украину Бабурин поддержал, а в августе 2023 года произнес речь на открытии памятника Сталину. Видимо, взгляды бывшего депутата несколько изменились.

2013-й. Юбилей

Бывший вице-президент Александр Руцкой вспоминал штурм Дома Советов так: «Первый снаряд попал в зал заседаний, второй — в кабинет Хасбулатова (спикера Верховного Совета), третий — в мой. Причем били фугасными снарядами, а не болванками, как утверждают сегодня. От болванок здание гореть не будет. Я сидел у себя в кабинете, когда снаряд прошил окно и взорвался в правом углу. К счастью, стол у меня стоял в левом. Выскочил оттуда очумевший. Что меня спасло — не знаю».

4 октября по Дому Советов шесть танков Таманской дивизии выпустили 12 снарядов. Старались стрелять по верхним этажам. Фасад здания сильно обгорел — 12-й и 13-й этажи выгорели полностью. После октябрьских событий здание передали в ведение Правительства РФ и начали реставрацию. Американский архитектор Чарльз Дженкс предлагал обозначить на фасаде обгоревшие этажи, облицевав их черным гранитом. Российские власти это предложение отклонили — вспоминать противостояние 1993 года охоты не было почти ни у кого.

Кроме его участников: в тот же год между станцией метро Краснопресненская и отреставрированным за год Домом Советов (теперь его все чаще называли Белымдомом) начал складываться стихийный мемориал. Участники октябрьских событий делали граффити, несколько афишных тумб обклеили газетными статьями и листовками, на них же вешали фотографии погибших и пропавших без вести. В киот с иконами сбоку воткнут флагшток с красным флагом, на заборе Краснопресненского стадиона поблизости написано «Помним 1993», «СССР», «666 ЕБН = кат».

В октябре к мемориалу приходят несколько десятков людей, с каждым годом все меньше. Они одеты по-разному, видны и вполне респектабельные «костюмы», и красные ленты на потрепанной одежде, седая женщина с массивной иконой на шее и какими-то фотографиями в руках раскачивается около одной из тумб и слегка бьется об нее головой. Я порываюсь подойти и спросить, все ли хорошо — меня придерживает за рукав мужчина в камуфляже: «Не надо, у нее сын погиб, она всегда так».

Перед киотом с иконами и красным флагом служит заупокойную литию иеромонах Никон (Белавенец), монархист-легитимист, духовник не всеми признаваемой главы Российского Императорского дома княгини Марии Владимировны. В 1993 году все противостояние он провел в Доме Советов, в последнюю ночь осады причащая всех желающих. После службы отец Никон произносит краткую речь, начиная с того, что хотя для него, как для монархиста, любая республиканская власть «ущербна», в 1993 году тут произошло «такое беззаконие, что любой человек это понимает и сейчас».

Его слушают внимательно, у одного из мужчин замечаю красный значок, очень похожий на свастику — символику «Русского национального единства» (сейчас запрещено и признано экстремистским). Это откровенно неонацистское объединение во главе с Александром Баркашовым принимало активное участие в октябрьских событиях. Баркашовцы, подчеркнуто милитаризованные, ходившие «маршами» по окраинам Москвы в 90-х и обучавшиеся обращению с оружием в тренировочных лагерях, были важной боевой силой тех, кто защищал Дом Советов. Именно в их руках было сосредоточено оружие, подчинялись же они в первую очередь Баркашову, который не всегда согласовывал свои действия с руководителями восстания и исходил из собственных интересов.

После штурма баркашовцы уходили из Дома Советов по подземным коммуникациям, избегая встречи с силовиками. Самого Баркашова арестовали позже остальных, с ранением в бедро, но амнистировали.

С 2000-х годов «Русское национальное единство» по сути не существует, расколовшись на много мелких националистических и неонацистских организаций. Но мужчина на Пресненском мемориале от взглядов своих, похоже, не отказался.

Женщина продолжает биться головой. К ней подходят, аккуратно пробуют отвести — она вскрикивает, несуразно машет руками, потом как-то сразу затихает. На тумбе висят списки погибших — сторонники Верховного Совета насчитывают больше шестисот, Руслан Хасбулатов называл цифру в полторы тысячи погибших. Согласно справке «Мемориала» (власти России признали эту организацию “иностранным агентом”, а затем ликвидировали), тщательно документировавшего происходившее в реальном времени, подтвержденных погибших было 159, большинство из них гражданские.

Расследование октябрьских событий начинали депутаты нового законодательного органа, Государственной думы, были и другие инициативные группы, следствие вели и власти. Но полноценного расследования так и не провели, виновных не определили и никого не наказали.

Издание «Холод» рассказывает, что в 2022 году инициативные группы пытались легализовать мемориал и обратились в Российское военно-историческое общество — его возглавляет советник президента и соавтор единого учебника новейшей истории Владимир Мединский.

Представители РВИО сообщили, что скорбят по погибшим во время политического противостояния 1993 года, но не могут участвовать в постройке мемориала, потому что «это будет воспринято как признание нелегитимности существующей власти». «[Автор запроса], воспринимая существующий в Российской Федерации политический режим как результат государственного переворота, предлагает государственным органам заняться увековечиванием памяти собственных противников», — говорится в ответе Общества.

1993-й. Вывези их электричками

Участковый милиционер к нам домой пришел 5 октября. Он, не снимая обуви, зашел в девятиметровую комнату и осмотрелся. Взгляд его остановился на мне, отце, маме — и как бы скользнул мимо двух мужчин. Они сидели на родительском диване, один — с перевязанной головой. В маленьком пространстве их просто невозможно было не заметить, но участковый только сказал отцу: «Саша, на пару слов».

За стеной соседка по коммуналке тетя Дуся торжествующе кричала: «Скоро вас, коммуняк, поперевешают!» Она не любила нашу семью и так, но тут ее ликование как будто бы было не связано с обычными бытовыми конфликтами.

На лестничной клетке милиционер долго курил молча. Отец спросил: «Ну?». «Я-то это сейчас приторможу, — сказал участковый, — но ты же понимаешь, что не мы ими занимаемся? Если она кому-то другому прозвонится, я ничего не сделаю, только помогу ОМОНу дверь твою сломать. Вывези ты их. Электричками, что ли, вывези».

Папа кивнул.

Генеральная прокуратура утверждала, что, кроме баркашовцев, с оружием в Доме Советов был отряд «Днестр» — спецотряд при КГБ непризнанной Приднестровской Молдавской Республики. Руководитель следственной группы Леонид Прошкин говорил, что они «словно растворились» в Москве.

Два офицера из Приднестровья, сепаратистской части Молдовы, приехавшие защищать Дом Советов из Тирасполя, уехали тем же вечером. Отец отдал свою зимнюю куртку. Она не совсем подходила по сезону, но капюшоном можно было прикрыть перевязанную голову.

В феврале 1994 года свежеизбранная Государственная дума приняла решение об амнистии «для лиц, участвовавших в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года, связанных с изданием Указа № 1400 и противодействовавших его реализации, независимо от квалификации действий по статьям УК РСФСР».

26 февраля 1994 года из СИЗО «Лефортово» выпустили арестованных руководителей восстания — Александра Руцкого, Руслана Хасбулатова, Альберта Макашова, Александра Баркашова. Бывший генеральный прокурор Алексей Казанник вспоминал, что Борис Ельцин требовал не допустить амнистии для участников октябрьских событий. Это подтверждает в своих мемуарах тогдашний чиновник президентской администрации и соавтор новой конституции Сергей Шахрай. Тем не менее их больше не преследовали.

Паспорта приднестровцев — один из них заляпанный кровью — и их же военные билеты долго лежали в моем ящике для игрушек, надежно спрятанные в карман на животе большого медведя.

2005-й. Победившие и проигравшие

На пятом курсе исторического факультета, через 12 лет после октябрьских событий, я начинаю готовить материалы для диплома, а потом кандидатской диссертации по 1993 году. Тему нужно утверждать у заведующего кафедрой новой и новейшей истории Отечества.

Академик, руководивший кафедрой и при советской, и при новой власти, Юрий Кукушкин принимает меня благосклонно, но темой откровенно удивлен. «Вы не понимаете, что это совершенно не проходная тема? — мягко отчитывает он меня. — Во-первых, не защититесь, а если и так — с научной карьерой у вас будут проблемы». Я спрашиваю, неужели у нас, на истфаке МГУ, цензура? «Ну что вы, какая цензура, — говорит Кукушкин. — Пишите что хотите, просто никто не любит проигравших, особенно проигравших недавно».

Я все же пытаюсь «набрать» собеседников по 1993 году. Журналисты, бывшие очевидцами событий, и те, кто был внутри мятежного Дома Советов, доступны  — они пишут книги и мемуары, легко соглашаются встретиться и дать интервью. Те, кто непосредственно подавлял восстание, не говорят в публичном пространстве.

По сведениям парламентской комиссии, пытавшейся расследовать события 1993 года, в штурме Белого дома приняли участие около 1700 человек, 10 танков, 90 БТР, 20 БМП и свыше 60 БМД. «Человеческий контингент» набирали из состава пяти дивизий, большинство из них были офицерами.

С одним из них, Олегом Разиным, наконец удается договориться. Я приезжаю в подмосковную военную часть, высокий подтянутый человек отвечает на вопросы коротко, разговор не клеится. «Нам отдали приказ, я его выполнил», — все время повторяет он.

Немного живее идет разговор о его «советской» биографии: кадровый офицер, училище в Украине, «военспец» в Афганистане, с большим уважением отзывается об Александре Руцком, тоже «афганце». На вопрос, получили ли те, кто участвовал в блокаде и штурме Дома Советов, бонусы и, как даже писали в «патриотической» прессе, квартиры — моментально замыкается опять, говорит, что до сих пор живет в общежитии.

Я спрашиваю о его личном, человеческом отношении к октябрьским событиям.

— В центре Москвы избранный президент России стрелял по избранному парламенту России, как я должен был это оценивать? — говорит Олег.

— Простите, но стреляли же вы сами? — удивляюсь я.

— Лично я, — твердо говорит Олег, — лично я ни в кого не стрелял. Давайте заканчивать.

В 2023 году его мобильный телефон «не существует», вероятно, давно сменился. Нахожу его фотографию на сайте небольшого подмосковного города: вместе с другими «ветеранами боевых действий и локальных конфликтов» он награждает «героев, вернувшихся с СВО» памятными грамотами, один из бойцов с подвернутой штаниной, без ноги.

Новый телефон Олега Разина мне дадут в той самой ветеранской ассоциации, дозваниваюсь, объясняю: «Вряд ли помните, но 15 лет назад нас знакомили, вот, диссертация, интервью, так и не защитила, теперь журналист, собираю памятный материал, хотела уточнить…».

Он перебивает: «Я прекрасно вас помню, Настя. Больше, пожалуйста, мне никогда не звоните».