Незаметные «иноагенты». Как простые россияне живут с клеймом Минюста 

Почти каждую пятницу Министерство юстиции России пополняет реестр «иностранных агентов». В нем уже сотни имен, большинство из которых ничего не говорят широкой публике. Сам процесс регулярных обновлений этого реестра за последние два года стал настолько рутинным, что большинство новых «агентов» не попадают в заголовки новостей, отмечают только знаменитостей. «Борис Гребенщиков и еще пять человек внесли в реестр „иноагентов“ в России» — так Daily Truth, например, отреагировала на новости от российского Минюста в последнюю пятницу июня.

Иногда незвездные «иноагенты» все же привлекают внимание журналистов. Так случилось, например, в начале мая, когда вместе с двумя соратниками Навального в новом списке Минюста оказалось еще пять человек, в том числе и первая доярка-«иноагент» — общественная активистка из Тульской области, мастер машинного доения Елена Агафонова.

«Я себя иноагентом не считаю, у меня к Минюсту много вопросов», —сказала тогда Агафонова в беседе с Daily Truth. Но вопросы к Минюсту не спасают включенных в реестр от лишних расходов, ограничений и обидного клейма, которое мешает работать.

Daily Truth поговорила с четырьмя малоизвестными «иностранными агентами» из российской провинции и рассказывает, как этот статус изменил их жизнь.

«Тебя считают изгоем, ты персона нон-грата в своем регионе»

София Иванова, Рязань

Координатор движения «Голос» (внесено в реестр «иностранных агентов») в Рязанской области 60-летняя София Иванова публикует свои иноагентские отчеты в фейсбуке. В «целях деятельности», среди прочего, указано «получение чувства удовлетворения от рукоделия» и «решение хозяйственных вопросов садового товарищества».

«Отчеты очень нервируют: ты понимаешь, что занимаешься какой-то ненужной, извращенной чухней», — признается София Юрьевна. Сейчас хотя бы стало можно указывать «нулевой» доход и расход, если у иноагента нет зарубежного иностранного финансирования. «А до изменения закона об иноагентах, год с лишним, я отправляла отчеты о том, что получила 24 тысячи рублей пенсии, из них столько-то потратила на продукты, столько-то — на лекарства, — рассказывает она. — Абсолютно уверена, что Минюст этого не читал. А если проверяющие читали, то сидели, наверное, и хихикали, сколько тут куплено зубной пасты, а сколько фарша для котлет, чтобы ещё и на клубочек пряжи для рукоделия хватило…»

Российский Минюст, впрочем, следит пристально. Иванову уже оштрафовали за неправильную иноагентскую плашку: «В моем маленьком телеграм-канальчике они нашли один пост с дисклеймером, где я написала, что я «странный» агент, пропустила три первые буквы. И вот, придрались».

И все же иноагентский статус прежде всего давит морально-психологически: «Это меня терзает: тебя считают изгоем, исключают из каких-то групп, не зовут, как раньше, на мероприятия, вычеркивают из историй сообществ, которым отдано много лет и сил, удаляют из рассылок… Ты персона нон-грата в официальном публичном пространстве в своем регионе».

Первые проблемы из-за общественной деятельности начались у Софии Ивановой больше 10 лет назад. После выборов 2011-12 гг., сначала думских, потом президентских— тех самых, когда из-за подтасовок на голосовании сотни тысяч людей вышли на протесты — ее резко перестали звать на официальные мероприятия и упоминать в местных СМИ. «Я когда-то вела клуб начинающих журналистов, и среди рязанских медийщиков есть мои выпускники. Они говорили: София Юрьевна, мы вас очень уважаем, но ваше имя велено не употреблять. Как будто вас нет».

В 2015 году — после очередных выборов — Софии Ивановой пришлось уйти с любимой работы, из школы, где она преподавала обществознание. Она уверена, что директриса «попросила» ее по указке сверху. В 2018 году накануне выборов изуродовали ее машину, старенькую «Ладу». Наконец, в 2021 году ее включили в реестр «иноагентов». Сейчас Иванова — пенсионерка, она со времени пандемии большую часть года живет на даче и занимается проблемами своего садового товарищества. И продолжает наблюдать за выборами, когда они проходят.

Саму же организацию «Голос» признали «иноагентом» дважды. Сначала в далеком 2013 году, когда это было НКО. После этого «Голос» стал движением — общероссийским общественным движением по защите прав избирателей — и снова попал в реестр «иностранных агентов» в августе 2021 года.

«Закон об иноагентах делался под наблюдателей, — уверена София Иванова. — А дальше под раздачу попали другие общественные контролеры: экологи, правозащитники, юристы, журналисты в том числе». Действительно, в списке Минюста — десятки сотрудников «Голоса», множество журналистов, активистов и правозащитников (в том числе региональных), отдельная категория — люди, защищающие права ЛГБТ-персон.

Иванова говорит, что местные власти стараются представить «Голос» как «фейкоделов, как зло, которое пришло в регион и которое надо разоблачить». По избирательным участкам даже рассылали предупреждения: если придут представители «Голоса», остерегайтесь, это «западные наймиты», цель которых дискредитировать наши честные выборы.

Если несколько лет назад «Голос» выдавал тысячи удостоверений для наблюдателей, то сейчас, рассказывает Иванова, почти никаких шансов попасть на избирательный участок у представителей движения нет. В этих условиях они переходят на долгосрочное наблюдение и на дистанционную фиксацию нарушений в дни голосования.

В ответ на вопрос, есть ли в 2023 году вообще смысл наблюдать за выборами, Иванова отвечает так: «Не наблюдать — это дать власти понять, что мы сложили руки». Если власти знают, что за ними кто-то смотрит, что нарушения документирует, это сдерживает чиновников, считает она: «Рано или поздно ситуация поменяется, и это знаем не только мы, но и они. И никому не хочется, чтобы о нем осталась информация как о фальсификаторе».

Другой важный проект, которым Иванова занималась еще до «Голоса» — рязанская Школа прав человека — все еще существует. Правда, новичков на обучение пока больше не набирают: приглашают только проверенных людей, тех, кто раньше закончил сезонные курсы. После 24 февраля 2022 года во время занятий тема разговора сама собой переходит на Украину, признается Иванова: «Не говорить о том, что людей беспокоит, невозможно — с ума можно сойти, если не давать выхода эмоциям. А в других своих сферах общения — на работе, в семье, среди соседей — люди сталкиваются с жестким непониманием. А тут мы знаем, что рядом единомышленники».

Именно люди — муж, семья, друзья, коллеги, единомышленники, годами созданная среда общения — это то, что удерживает Софию Иванову от отъезда из России. «Я приняла решение — если меня будут сажать, то пойду в тюрьму, но не уеду, — говорит она. — Родина — это ведь не место жительства. Это то, что создано нашими руками, нашими мыслями, нашими действиями. Я останусь в России из эгоистических побуждений: я знаю, что я здесь нужна».

«Фсбшника просто вычислить, потому что он никогда не здоровается»

Наталья Севец-Ермолина, Петрозаводск

«Меня спрашивают: почему именно тебя признали? У тебя что, блат в Минюсте?» — шутит Наталья Севец-Ермолина. Она говорит, что статус «иноагента» ей дали «как Оскар за вклад в кинематограф в целом», то есть по совокупности раздражающих власть поступков. До осени 2022 года она жила и работала в Петрозаводске.

«У меня длинная и, можно сказать, романтическая связь с органами правопорядка. Но одно дело, когда ты просто что-то пишешь и статью можно заблокировать. А когда ты что-то организуешь и к тебе пришло полгорода — вот это уже непорядок», — говорит она.

Севец-Ермолиной 52 года, много лет она проработала в Петрозаводске журналисткой. Была руководителем отдела культуры в издательском доме «Республика»: по собственному признанию, тексты о спектаклях и выставках были довольно безобидными. Зато в фейсбуке Наталья писала что хотела, и именно из-за поста она и потеряла работу.

«Мне вручали журналистскую премию в Петербурге, и я смотрю, за столом незнакомая женщина все время нахваливает губернатора, как он про народ думает. Я начала спорить, а меня пинают под столом: это же его пресс-секретарь! — вспоминает она. — И я об этом написала смешной пост в фейсбук, фельетон такой. А наутро вся Карелия на ушах. Работодатель звонит: срочно убирай пост, иначе мы с тобой разорвем договор».

Наталье стало обидно: ведь она только что получила премию от лица этого издания. Ну и пусть уволят, решила она: «Я всегда писала то, что хотела. Если я дальше не смогу в соцсетях высказываться, то это уже буду не я».

После этого Наталья стала зарабатывать пиаром и копирайтингом, а для души организовала в Петрозаводске арт-пространство Agriculture Club — «рассадник культуры», как она сама называет свой клуб с лекциями, кинопоказами и дискуссиями. Клуб был для жителей города «третьим местом», говорит она: так в социологии называется место, кроме дома и работы, где люди часто и с удовольствием проводят время.

«У людей никогда не спрашивают мнение. Везде дидактика: послушай классику и осознай, какая ты мелкая сошка», — рассуждает Севец-Ермолина. Ей это не нравилось, и она осознанно делала свой клуб иначе: «Ты можешь не только на прием культуры работать, но и на отдачу».

Ей хотелось, чтобы клуб стал «точкой крепления» горизонтальных связей. И это получилось: «Я хочу собрать общество киноманов, а я — нейроурбанистикой заниматься, а я — общество любителей итальянского языка. Появилось много таких маленьких сообществ, от 5 до 20 человек, которые перешли на самостоятельность. Я давала им дубликат ключа, они приходили, сами доставали оборудование и делали свое мероприятие. Я сижу дома на диване, а клуб работает. Я очень довольна, как мы прошли этот курс горизонтальных связей».

Клубом вскоре заинтересовались власти: на лекции, вспоминает Наталья, ходили силовики под прикрытием. «Фсбшника просто вычислить, потому что он никогда не здоровается. А город маленький, здороваться принято, — весело рассказывает она. — Мы даже полюбили нашего фсбшника. Он приходил на вечерние мероприятия такой усталый, иногда у нас на лекциях засыпал. Мы делали про это фоточки, сториз».

Иногда атаки случались без всякого прикрытия. В 2016 году в клубе организовали лекцию о гомосексуальности. Ее пришли пикетировать казаки с гомофобными плакатами. А когда Наталья вышла к ним поговорить, ей в лицо кинули торт. Момент броска сняли местные телевизионщики и крутили потом в эфире.

В 2021 году, во время ковидных ограничений, целых 15 стражей порядка привлекла лекция про трансперсон и интерсекс-людей. Приходят полицейские: «В зале 53 человека, вы нарушили норматив в 50 зрителей! А мы же не можем сказать залу: ну-ка встаньте, кто из ФСБ!» — вспоминает Наталья.

«Рассадника культуры» больше нет. Его основательница уехала из России после начала мобилизации, а оставшимся членам команды не продлили договор аренды. Найти и обустроить новую площадку с нуля у них не хватило сил.

Отец Натальи — наполовину украинец, первый год войны он провел в Днепре, потом его эвакуировали в Германию. Как только началась мобилизация, Наталья уговорила взрослого сына срочно ехать в Черногорию: ей казалась чудовищной мысль, что его могут заставить воевать против собственного дедушки. Сама Наталья собиралась вслед за сыном, когда на нее составили административный протокол о «дискредитации» армии. Она даже рада, что обстоятельства не позволили ей и дальше раздумывать и тянуть с отъездом. За день до суда Наталья улетела из России.

Теперь она живет в Будве и после северного Петрозаводска привыкает к жаркому адриатическому лету. «В сезон тут цены просто конские. Мы с сыном — 50-летняя тетка и 30-летний мужик — живем в одной студии вместе, спим, как в пионерлагере, на соседних кроватях, по вечерам в темноте рассказываем истории».

Зато в Будве много россиян с антивоенными взглядами, радуется Наталья: «Это то, чего мне не хватало дома. [Я боялась]: заведу разговор и нарвусь на поддерживающего войну. Тут такого нет, все уехали из-за антивоенной позиции. Я попала в среду, где все люди на стороне добра».

Agriculture Club в Петрозаводске, который она делала восемь лет, закрыт. Но Наталья уверена, что все было не зря: «Может быть, люди которые ходили к нам и учились высказывать свое мнение, не озираясь на цензуру, сохранят часть свободы, и она поможет им выжить в трудное время».

«Приходится лавировать между струй этого бесконечного дождя»

Андрей Алексеев, Ярославль

Ярославского предпринимателя Алексеева оштрафовали за слишком маленькие заглавные буквы в иноагентской плашке. Маркировку — «Настоящий материал/информация произведен…» — иноагенты обязаны ставить ко всем своим сообщениям в интернете. А Роскомнадзор настаивает, чтобы шрифт иноагентской маркировки был вдвое больше шрифта сообщения. Эксперт МВД измерил буквы в посте Алексеева во «ВКонтакте» и пришел к выводу, что разница недостаточная.

За это Андрею присудили 10 тысяч рублей штрафа.

«Попытались выпендриться и показать свою работоспособность, — говорит Алексеев о региональных силовиках. — Насмешили всех». В целом для Андрея эта история скорее духоподъемная: деньги на штраф собрали ему зрители и сторонники.

Андрей Алексеев — «иноагент» с декабря 2021 года, а кино занимается с 2008-го: тогда он стал арт-директором центрального ярославского кинотеатра «Родина». Позже в здании дома культуры «Нефтяник» он открыл свой независимый клуб «Нефть», где показывали фестивальное и арт-кино.

Правда, помещение снимали у города, и в 2020 году город расторг договор: формально — из-за долгов и аварии в здании. Алексеев уверен, что настоящие причины были политическими. Ведь кроме кинопоказов, в «Нефти» проходили выступления политиков: в том числе Григория Явлинского и Алексея Навального.

Киноклуба больше нет, но кинопоказы Алексеев все равно продолжает делать: «Теперь существуем в формате перекати-поля, к одной площадке не привязаны».

Во время ковида, когда кинотеатры столкнулись с жесткими ограничениями, Алексеев с командой впервые принялись осваивать онлайн. Сделали проект «Локдаун»: в формате стрима рассказывали, кто как переживает пандемию и ее последствия.

В следующих их проектах социальная острота осталась. Позже был подкаст «Лучшие люди города»: 100 выпусков об интересных жителях Ярославля. В этом году Алексеев выкладывает на YouTube интервью с людьми из российских регионов, которые остаются в России и продолжают делать общественно значимые проекты.

«Мы говорим о людях-светильниках, которые посреди сгущающейся тьмы стараются гореть, чтобы продолжать жить в России можно было с ощущением надежды, — объясняет Алексеев суть проекта. — Да, все труднее им работать, но они стараются. Да, подтекстом проскальзывает мысль: а почему не уезжаете? Настроение получемоданное. У многих людей сейчас сомнения, есть ли смысл еще что-то делать в России. Но мы это оставляем за кадром, а в кадр даем надежду, что ли».

Более прямых высказываний — например, разговоров с антивоенными активистами — проект Алексеева не может себе позволить. Чтобы их не закрыли, приходится «лавировать между струй этого бесконечного дождя», говорит он.

«Главный итог в статусе “иноагента” — нет возможностей для полноценной реализации. Свой потенциал, который я мог бы использовать на благо общества, я использую на 15-20%», — констатирует Андрей. Например, теперь Алексеев не может работать с госструктурами, связанными с культурой и просвещением. А до признания «иноагентом» он сотрудничал с городскими с музеями, библиотеками, университетами. Местные СМИ стали избегать упоминаний о нем, хотя Алексеев в Ярославле человек известный. А его друзья рискуют стать «лицами, аффилированными с иноагентом».

«Мы любим посмеяться, собравшись узким кругом, что все, кто попадает в мой инстаграм, на фотку со мной в соцсетях, оказываются в категории «третьих лиц», — говорит Алексеев.

Понятие «лица, аффилированного с иноагентами», возникло недавно, их реестр закрытый, но, по сообщениям СМИ, в нем уже как минимум 900 человек.

Я спрашиваю Андрея, нет ли и у него «чемоданного настроения».

Он признает, что жить в России все тревожнее, а поле деятельности ограничено. Дома, по его словам, держит сообщество: «Я вижу, что на нас люди смотрят, на что-то надеются. Не только они находят в нас важную поддержку, но и мы можем опираться на этих людей. И пока это так работает внутри нашего небольшого сообщества, жить проще. Переезд за границу будет для меня означать потерю всего этого сообщества».

Поддержку от зрителей Алексеев чувствует не только моральную, но и вполне материальную. Когда в 2020 году кинотеатру «Нефть» пришлось внезапно закрыться, его создатели остались с долгами, на покрытие которых в тот момент нечем было зарабатывать. Они устроили краудфандинг, зрители скинулись и помогли закрыть долги.

В ответ Андрей помогает аудитории не унывать. «Смысл во всем происходящем же какой-то должен быть, — объясняет он. — Смысл для меня — доносить до людей позитивную, просветительскую повестку, жизнеутверждающие вещи, которые помогают нам пережить нынешний мрак».

«Я вообще не ожидала, что окажусь активисткой»

Итиль Темная, Владивосток

Когда радикальную феминистку и ЛГБТ-активистку из Владивостока Итиль Темную признали «иностранным агентом», окружающие не сразу об этом узнали. По паспорту ее зовут Татьяна Намазбаева, именно это имя фигурирует в реестре Минюста, но под паспортным именем ее мало кто знает.

К моменту признания в феврале 2023 года 34-летняя Итиль уже несколько месяцев жила за границей.

«Я вообще не ожидала, что окажусь активисткой», — говорит про себя Итиль, настаивая, что она человек закрытый и стеснительный. В юности она не чувствовала никакой дискриминации из-за своей бисексуальности, а близкие ее принимали, и ей не приходилось специально искать единомышленников: «Идея объединяться именно по принципу сексуальной ориентации или гендерной идентичности казалась мне странной».

Когда Итиль было 22 года, в Госдуму внесли проект закона о «гей-пропаганде»: это был первый в России дискриминирующий ЛГБТ-людей закон на федеральном уровне.

Именно тогда Итиль начала осознавать, что это касается и ее в том числе. В то время она училась в институте по рекламной специальности. Для дипломной работы она выбрала тему про антидискриминационную социальную рекламу: «Я подумала, что хорошо бы ее писать вместе с ЛГБТ-сообществом, провести глубинные интервью». Активисты помогли ей с дипломной работой.

«Казалось несправедливым просто написать работу и уйти», — вспоминает Итиль: она стала думать, что может дать взамен. Так она начала вести соцсети владивостокской организации «Маяк» (сейчас — в реестре «иноагентов»), помогающей женщинам — жертвам домашнего насилия и ЛГБТ-людям.

Соцсети — это каждодневная работа, которую она делала бесплатно, при этом успевая на обычную офисную работу, чтобы зарабатывать на жизнь.

Еще восемь лет назад она уговаривала «Маяк» завести аккаунт в инстаграме, но ей отвечали, что фотографироваться с лицами никто из активистов не захочет. «Тогда я решила, что мне стоит сделать это самой — и завела активистский инстаграм, чтобы показать, что можно ходить по обычному городу России и быть открытой», — рассказывает Итиль Темная.

Политической активисткой она стала позже, когда во Владивостоке начались протесты: сначала митинги Навального 2017 года, когда он ездил по регионам в рамках своей кампании по выдвижению в президенты и вдобавок выпускал громкие расследования про коррупцию в высших эшелонах российской власти. Затем — в 2020 году — Владивосток присоединился к хабаровским протестам в защиту арестованного губернатора Фургала.

«Получилось, что со времени хабаровских митингов я стала публичной активисткой, я оказалась внутри инициативной группы, которая помогала координировать протестное движение, организовывать помощь задержанным», — вспоминает она.

Заметили ее и силовики. Перед очередным митингом полицейские подкараулили ее у подъезда, чтобы задержать и не допустить ее участия в акции: обычно так поступают с организаторами митингов и известными оппозиционерами.

В декабре 2021 года «Маяк» признали «иноагентом» — как и большинство организаций в реестре, за иностранное финансирование и политическую деятельность. А политическую деятельность Минюст усмотрел, в числе прочего, в том, что активистка «Маяка» Итиль Темная «на своей странице в Инстаграм активно делится политическими суждениями».

Увидев в письме Минюста свои цитаты про проект Навального «Умное голосование», закон о домашнем насилии, пандемию, Итиль подумала, что стала слишком заметной.

Вскоре после начала полномасштабного российского вторжения в Украину к ней пришли с обыском. Ближе к лету прошлого года зазвучали разговоры об ужесточении закона о «гей-пропаганде», что делало любое высказывание о правах ЛГБТ-людей незаконным — а именно из этих высказываний и состояли соцсети Итиль. Она начала готовиться к отъезду.

Осенью 2022 года Итиль уехала из России — сначала в Турцию, потом по гуманитарной визе в Германию. Здесь она живет в бесплатном общежитии, получает пособие по безработице и учит язык. Местных друзей у нее нет.

В свободное время Итиль ведет стримы об ущемлении ЛГБТ-людей в России и признает, что «головой» она все еще в России, перестать читать новости не получается. Но ближайшая ее цель — интегрироваться в Германии, потому что в скорую смену власти в своей стране и возвращение домой она не верит.

Итиль признает, что ситуация, в которой она оказалась, вызывает у нее злость: «Я знала, что мне делать в России, как поддерживать людей, в том числе таких как я. А что мне делать из Германии, чтобы людям в России стало полегче, еще предстоит придумать».

Что касается доярки-“иноагента» Елены Агафоновой, присуждение ей иноагентского статуса совпало по времени с появлением в ее жизни множества серьезных проблем и угроз. В последние месяцы ей вешали на забор российский флаг с буквой Z, кидали дымовые шашки во двор, прокалывали покрышки у машины, а в день рождения принесли к дому траурный венок.

Агафонова пытается осуществлять общественный контроль за чиновниками: она записывается к ним на прием и задает неприятные вопросы. Как рассказала она Daily Truth, разнообразные неприятности начались у нее после похода к депутату Госдумы от Тульской области Надежде Школкиной. Именно после этого — и после истории Москалевых, в которой Агафонова поддерживала отца и дочку, нарисовавшую в школе антивоенный рисунок — ее признали «иноагентом», стали приносить угрожающие «подарки», а еще в одном из ее видео на YouTube суд нашел «дискредитацию армии». Это административная статья, которая после повторного нарушения превращается в уголовную: так в России регулярно сажают за антивоенные высказывания.

«После каждого моего звонка или записи на прием в органы публичной власти происходят такие вещи, — заметила Агафонова. — Это хуже 90-х: если в 90-е были бандиты, то теперь все наоборот».