Невыносимая легкость жизни не здесь. Умер Милан Кундера 

На 95-м году жизни умер французский писатель чешского происхождения Милан Кундера – один из величайших романистов XX века.

Многие годы ему прочили Нобелевскую премию, которую он так и не получил. Но получил широкое читательское признание. Его книги переведены на десятки языков.

Он оказался в отличной компании Владимира Набокова, Умберто Эко, Хорхе Луиса Борхеса и других писателей-интеллектуалов прошлого века, оставшихся без высшей литературной награды.

Милан Кундера (в России ударение в его фамилии ставят на второй слог, хотя правильно – на первый) родился в 1929 году в чехословацком Брно в семье музыковеда Людвика Кундеры – ученика знаменитого композитора Леоша Яначека.

Кундера учился играть на фортепиано, юношей написал цикл песен к стихам Аполлинера. Музыка играла важнейшую роль и в его литературных произведениях.

“Шутка”

Так, в первом романе Кундеры “Шутка” (1967) народная музыка позволяет главному герою забыть о прошлом.

Это единственный роман Кундеры, который вышел в Чехословакии, и только благодаря поддержке французского поэта-коммуниста Луи Арагона. Он написал предисловие к французскому изданию книги, которое появилось раньше чехословацкого. Арагон считал “Шутку” одним из лучших романов ХХ века.

Повествование в романе идет от лица четырех персонажей – главного героя Людвика, музыканта-фольклориста Ярослава, врача Костки и журналистки Гелены.

В основе романа – история самого Кундеры. Он вступил в партию 19-летним юношей сразу после прихода к власти коммунистов в 1948 году. Однако в следующем году его оттуда исключили, когда в одном из писем он пошутил о партийном функционере (Кундеру восстановили в партии в 1956 году в период десталинизации, повторно исключив уже в 1970 году).

В романе “Шутка” в 1950-е годы главный герой Людвик отправил своей девушке-коммунистке шутливую открытку: “Оптимизм – опиум для народа. От здорового духа несет тупостью. Да здравствует Троцкий!”

Открытка оказалась в парткоме, Людвика исключили из партии, выгнали из университета и отправили в штрафной батальон. Ключевую роль в печальной судьбе героя играет его бывший товарищ Павел Земанек.

Людвик впоследствии отомстит Земанеку, переспав с его женой Геленой. Она влюбляется в Людвика, но вызывает у него лишь отвращение.

Сам Кундера в своих четырех героях видел “четыре индивидуальных коммунистических микрокосма, привитых на четыре разновидности европейского прошлого”: “Людвик: коммунизм, произрастающий из разрушительного вольтерьянского ума; Ярослав: коммунизм как желание воскресить время патриархального прошлого, воплощенного в фольклоре; Костка: коммунистическая утопия, перенесенная на Евангелие; Гелена: коммунизм как источник радости homo sentimentalis. Все эти собственные микрокосмы застигнуты в момент их распада”.

Кундера показывает разложение коммунизма как крушение четырех европейских авантюр прошлого.

Публикация “Шутки” совпала с приходом оттепели. Впрочем, Пражская весна была недолгой и закончилась вводом войск стран Варшавского договора в Чехословакию.

Кундера участвовал в акциях протеста против советского вторжения, за что был лишен возможности не только издавать свои произведения, но и преподавать. Он уехал из страны и c 1975 года до самой смерти жил во Франции.

В эмиграции он написал свой самый известный роман – “Невыносимая легкость бытия” (1984). Основные события в нем происходят в 1968 году, Пражская весна сначала является фоном, а затем напрямую влияет на судьбы героев, вынужденных бежать за границу.

Даже те, кто не читал роман, знакомы с его названием. В России “невыносимая легкость” превратилось в универсальный и многозначительный ответ почти на любой вопрос, на который сложно или не хочется отвечать.

Популярности книги способствовал одноименный фильм Филипа Кауфмана, вышедший на экраны в 1988 году. В нем снялись будущие звезды, а тогда молодые актеры Дэниел Дэй-Льюис, Жюльет Бинош и Лена Олин. Картина получила две номинации на Оскар и премию Британской киноакадемии за лучший адаптированный сценарий.

Но самому Кундере фильм не понравился. Он посчитал, что в картине все свелось к любовному треугольнику – историю взаимоотношений хирурга, любителя женщин Томаша с художницей Сабиной и официанткой Терезой.

И это было сделано в ущерб философской составляющей – для самого Кундеры роман был прежде всего важен как художественное высказывание о свободе выбора, его фатализме, экзистенциальном абсурде.

Роман начинается с размышлений о легкости человеческого существования. Рассказчик, а от его лица и сам Кундера, полемизирует с поздним Ницше и его философией Вечного возвращения, для которого каждое человеческое решение и каждое событие обречено повторяться вечно.

Кундера противопоставляет ему немецкое Einmal ist Keinmal (“Один раз не считается”, “Один раз – все равно что никогда”). Человек живет лишь раз, и в силу этого жизнь не имеет большого веса – та самая легкость, которая парадоксальным образом является невыносимой в силу экзистенциальной абсурдности – выбрав что-то одно, мы теряем альтернативы и никогда не узнаем, был ли выбор правильным.

“Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле безо всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь?” – пишет Кундера.

Интересна перекличка Кундеры с Толстым, который в “Войне и мире” тоже описывает ощущение “легкости бытия”. У Толстого оно упоминается, когда князь Андрей “чувствовал, что умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое”.

Толстой присутствует в романе Кундеры и как Каренин – так звали собаку Томаша и Терезы. В Томаше и Терезе можно разглядеть параллели с Левиным и Кити из “Анны Карениной”, после потрясений они тоже находят идиллию в деревне.

А до этого советская оккупация вынуждает их к бегству в Швейцарию, где Томаш продолжает вести свободный образ жизни. Для него любовь и секс – разные вещи. Он любит Терезу, но Тереза чувствует себя одинокой и возвращается в Чехословакию. Томаш следует за ней.

Жизнь не здесь

Возвращения самого Кундеры в Чехию, тем более триумфального, подобно тому как Солженицын возвращался в Россию, не произошло.

Кундера до конца своей жизни оставался во Франции. Чехословацкие власти аннулировали его гражданство. И с 1981 года он был гражданином Франции. Там его считали французским писателем чешского происхождения. Он бывал на родине наездами и всегда инкогнито.

Кундера написал десять романов, четыре из них по-французски. И даже настаивал, что он – французский писатель, и его книги должны продаваться в разделе “французская литература”.

Лишь в конце 2019 года Милан Кундера и его жена Вера вновь получили чешское гражданство. Кундере тогда было 90 лет.

Писатель считал, что вернуться на родину можно было после двух-пяти лет отъезда, когда это могло восприниматься, как длительные каникулы или затяжная болезнь. Но, когда разлука измеряется десятилетиями, “появляются новые обязательства, новые друзья, эмиграция становится вашим новым домом, и даже любимым”.

Тема эмиграции была центральной в произведениях Кундеры. Переводившая его чешские романы на русский язык Нина Шульгина прослеживает эту динамику, начиная от “Невыносимой легкости бытия” и “Книги смеха и забвения” до “Неведения” (2000): “Если в предыдущих романах герои возвращаются на родину и погибают… то герой “Неведения” понимает, что обратного пути уже нет. Побывав на родине, он вновь покидает ее. Круг замыкается. Жизнь человека оказывается в западне, в которую превратился мир”.

С середины восьмидесятых Кундера не давал интервью, говоря, что “частная жизнь писателя не принадлежит публике”. И задача писателя – уничтожить свой собственный дом, построив новый – “дом своего романа”.

Неведение

Кундера придерживался этого правила и прервал свое молчание лишь однажды – в 2008 году. Вынужденно.

Чешское издание Respekt опубликовало статью, в котором писателя обвиняли в доносе на друга своей коллеги. Летчик Мирослав Дворжачек работал на американские спецслужбы и прибыл в Прагу в апреле 1950 года с секретным заданием. Его арестовали и приговорили к 22 годам тюрьмы, из которых он провел в заключении 14.

В подтверждение доносительства Кундеры был опубликован рапорт из архива пражской полиции.

После этого Кундера позвонил на чешское телевидение, назвал обвинение ложным и сказал, что вообще не знает ничего об этой истории.

Первый чешский президент Вацлав Гавел заступился за Кундеру, открытое письмо в его поддержку написали всемирно известные писатели, среди которых были Нобелевские лауреаты Габриэль Гарсия Маркес, Дж. М. Кутзее, Орхан Памук и Салман Рушди.

Внутренняя Одиссея

Вместе с Памуком, Рушди, а еще Светланой Алексиевич и другими европейскими интеллектуалами уже сам Кундера подписал в начале 2019 года открытое письмо с призывом защитить Европу от политиков-популистов и Владимира Путина.

“Европу атакуют лжепророки, опьяненные чувством обиды и бредящие возможностью оказаться в центре внимания. Она покинута двумя величайшими союзниками, которые в течение прошлого века дважды спасали ее от самоубийства; одним по ту сторону канала (Британией) и другим, который находится на другой стороне Атлантики (США). Континент (Европа) уязвим для все более наглого вмешательства со стороны хозяина Кремля. Сама идея Европы разваливается на части на наших глазах” – писали авторы обращения.

Судьба Европы беспокоила Кундеру как по-настоящему европейского писателя, которой никогда не был скован рамками узкой национальной повестки. Он восхищался Кафкой, Сервантесом и Рабле. Особенно юмором последнего.

Кундеру забавляло, когда его собственные литературные шутки воспринимались за чистую монету. Один из героев его романа “Книга смеха и забвения” – профессор философии говорит, что “после Джеймса Джойса самое большое приключение нашей жизни – отсутствие приключений. “Одиссея Гомера перенесена вовнутрь”, – замечает он.

Через какое -то время Кундера увидел эти слова в качестве эпиграфа к французскому роману. И хотя он признается, что ему это польстило, он был в замешательстве, поскольку считал их “софистическими бреднями… университетский треп 1970-х, состоящий из структурализма и психоанализа”.

Когда после издания четвертой части “Книги смеха и забвения” в качестве отдельной книги в Чехословакии, один из критиков восторженно отозвался о той же цитате, Кундера, по его признанию, “испытал озорное удовольствие, увидев, что вернулся в родную страну верхом на осле недоразумения”.

Недоразумением можно считать и восприятие произведений Кундеры как антикоммунистических, хотя бы потому что его персонажи сложные, постоянно меняющиеся и лишены “плакатной плоскости”.

Не случайно Кундера критикует роман Джорджа Оруэлла “1984” за “беспощадное сужение реальности до ее чисто политического аспекта”. Кундера называет злом это сужение жизни до политики, а политики до пропаганды. В качестве примера действия этого зла он вспоминает свои разговоры с чехами после падения коммунистического режима, когда он постоянно слышал о “сорока ужасных и потерянных годах”.

“Но неужели они забыли те годы, когда смотрели фильмы Формана, читали книги Грабала, ходили в маленькие нонконформистские театры, рассказывали сотни анекдотов и весело насмехались над властью? – спрашивает Кундера и сам же отвечает. – Если все они говорят о сорока ужасных годах, то потому что оруэллизировали воспоминания о собственной жизни”.

Последний роман писателя “Торжество незначительности” (2014) о четырех друзьях-парижанах не стал большим литературным событием. Критика восприняла роман неоднозначно. Обозреватель New York Times назвал его неубедительным: “Вместо глубоких раздумий о политической и психологической свободе, он [Кундера] создал крайне малозначительные размышления о человеческой слабости к пранкам, лжи и извращенному выбору”.

А Guardian отзывалась о небольшой книге (в ней чуть более 100 страниц) как о смешном и элегантном романе, где “неисправимый насмешник” с удивительной откровенностью вспоминает жизнь, в которой не стоит искать глубокого смысла.

Одно из своих выступлений (а заодно и сборник эссе, заметок и интервью “Искусство романа”) Кундера завершил блистательной самоиронией: “Мне пора заканчивать. А то я чуть было не забыл, что Бог смеется, когда видит, как я думаю”.